История и историки
«Определения предлагают социологи и философы, историки же либо пассивно их принимают, не замечая противоречий, либо вычленяют свой предмет эмпирически».
М. Могильнер
«Тот, кто прежде полагал, что до конца тысячелетия можно в общем быть уверенным в направлении развития эпохи, мог воочию убедиться, как стала падать ценность привычных объяснений. <...> Повсеместно оказалась востребованной «история» как апелляционная инстанция для того, чтобы как всегда, временно понять новое положение».
Д. Гайер
«Она [история] вскрывает разнообразные и многоразличные деяния, которые возникают и естественным порядком, под влиянием времени и обстоятельств, и в особенности по произвольному решению лиц, занимающихся государственными делами, и учит людей одно одобрять и ставить себе в качестве образца, другого же гнушаться и избегать, чтобы не осталось в неизвестности и проводилось в жизнь все полезное и ценное, и чтобы никто не делал попыток ввергнуть себя в ужасные и вредные начинания. <...> Люди, сведущие в науке, говорят, что риторике присуща сила выражения, поэзии – мифотворчество, истории же – истина».
Лев Диакон
«История не должна воспитывать чувства собственного превосходства, – она должна учить взаимопониманию. Не судить, но понимать – таков девиз историка вообще и в особенности историка конца XX века».
А.Я. Гуревич
«Истинные побудительные мотивы человеческой истории приоткрываются в осознании, что государственная стратегия, социально-экономическая доктрина или концепция внешней политики всегда имеют философскую основу и исходят из определенного видения смысла и целей исторического бытия и собственной роли и места в нем. Для их анализа необходим историософский подход».
Н.А. Нарочницкая
«Историк не Летописец: последний смотрит единственно на время, а первый на свойство и связь деяний: может ошибиться в распределении мест, но должен всему указать свое место».
Н.М. Карамзин
«Если спросить, что может быть предметом исторического знания, то ответ будет – то, что воспроизводится в сознании историка. <...> Для исторического знания поэтому имеется только один подобающий для него предмет – мысль, не ее объекты, а сам акт мышления».
Р. Дж. Коллингвуд
«Профессиональный исследователь с его засушенным отношением к голым фактам, дающим только сухой скелет истории, человек, честолюбивые помыслы которого направлены на то, чтобы стать, по возможности, максимально узким специалистом, узнавая все больше и больше о все меньшем и меньшем».
Ф. Шиллер
«Представим, что перед нами во сне проходят более или менее смутные (аморфные) и случайные образы, которые при этом как-то фиксируются нашей памятью. Образы эти, так сказать, семантически поливалентны – в том смысле, что они легко трансформируются (переосмысляются) и в принципе способны ассоциироваться – соединяться, сцепляться – друг с другом самыми разнообразными способами. <...> Вот хлопнула дверь, и мы восприняли (осмыслили) этот шум как звук выстрела; иначе говоря, мы восприняли это событие как знаковое и значимое, связали его с определенным значением. Это восприятие оказывается, так сказать, семантической доминантой, которая сразу освещает предшествующие события – оставшиеся в нашей памяти, т.е. соединяя их причинно-следственными связями, мгновенно сцепляя их в сюжетный ряд. <...> Мы вправе предположить, что принципиально так же обстоит дело и с восприятием истории. Коль скоро некоторое событие воспринимается (самими современниками, самими участниками исторического процесса) как значимое для истории, т.е. семиотически отмеченное в историческом плане, – иначе говоря, коль скоре ему придается значение исторического факта, – это заставляет увидеть в данной перспективе предшествующие события как связанные друг с другом (при том, что ранее они могли и не осмысляться таким образом). <...> В дальнейшем могут происходить новые события, которые задают новое прочтение исторического опыта, его переосмысление. Таким образом прошлое переосмысляется с точки зрения меняющегося настоящего. <...>Итак, с каждым новым шагом в поступательном движении истории меняется как настоящее, так и прошлое и, вместе с тем, определяются дальнейшие пути исторического развития».
Б.А. Успенский
«… Материальная сторона жизни человеческого рода не только существует, но она составляет основной фонд истории, ее материальное содержание. <…> Всюду на материальном фоне жизни мы видим известные экономические явления, и в материальном смысле прав Карл Маркс, говоря, что именно на материальном экономическом процессе воздвигаются дальнейшие надстройки, общественные и культурные. <…> Но сверх этой почвы мы видим сферу нашей сознательной и волящей жизни. Она внедрена в сферу материальных условий, но не сливается с ними, постоянно борется с ними, весьма часто побеждает их и, во всяком случае – только она и составляет то, что мы чувствуем нашей жизнью и жизнью человечества. Сфера материальных условий есть нечто внешнее нам, хотя и облекающее нас. Она имеет для нас свою историю, но лишь постольку, поскольку наша внутренняя сфера дает ей направление. Она по внешности владеет нами, но по нашим желаниям и целям составляет только материал для нашей деятельности.
Такое очевидное для нас отношение между этими двумя сферами нашего существования делает для нас вполне реальным вопрос не только о причине, но и о цели в жизни нашей, и, стало быть, в жизни человечества. Это понятие о цели, этот вопрос «для чего» – мы вводим в понимание жизненного и исторического процесса, отчего только и может являться философское понимание его».
Л.А. Тихомиров
«Человек может не верить в Бога, но должен понимать, что это неверие не имеет за себя никаких доказательств: это не результат какого-либо знания, а просто атеистическая вера. Сверх того, если мы не допускаем существование Бога или возможность быть с ним в связи (религия), то мы должны, безусловно, отказаться от всякой философии истории. Предметное знание указывает лишь внешнюю связь явлений. Цели же можно познавать вообще лишь в воле и сознании. Поэтому цели истории и ее философии мы не можем узнавать иным способом, как введя в решение вопроса показания религиозного знания».
Л.А. Тихомиров
«Осмысление развития человечества возможно только как метафизика истории, степенью близости к которой определяется ценность всякой исторической работы. Метафизика же исходит из религиозного, и всякий позитивизм инстинктивно пытается устранить эту задачу, подменяя ее исканием законов».
Л.П. Карсавин
«Всегда человек задавался и задается вопросам о том, откуда он явился в мир, какое имеет в нем назначение, кончается ли жизнь его землею и могилой, и как он должен жить и действовать, чтобы соответствовать своему назначению. Если бы человек не искал ответа на такие вопросы, он, поистине, не отличался бы от животных. Скажем больше того: если бы он захотел их подавить, отвергнуть, забыть, то, при всем желании, он не мог бы этого сделать; ибо указанные вопросы неотвязны, неистребимы, помимовольны и, рано или поздно, в том или другом случае, но непременно они предстанут пред сознанием человека и дадут о себе знать».
протоиерей Иоанн Восторгов
«Поразительно, до чего схожи были от одной эпохи к другой вопросы, волновавшие человеческий ум, и до какой степени различались дававшиеся на них ответы. <…> О вопросах, над которыми задумывались племена – создатели петроглифов – наскальных изображений (примерно 5000 лет тому назад) в районе р.Амур, академик А.П. Окладников писал: «Вдумайтесь только, какими вопросами интересовались герои их преданий: как образовалась Вселенная? Как появились люди на Земле, в чем смысл их жизни?»
М.А. Барг
«Как бы ни различались между собой люди разных эпох, они задают себе одни и те же вопросы, касающиеся их самих – им хочется знать, как думать о себе, чтобы действовать. Какое-то представление о мире и о себе, пусть и несформулированное, сопровождает каждое наше движение. Вопрос «Кто мы такие?» – задавался всегда, но всегда опосредованно, в связи с различными проблемами, в силу которых такие вопросы и возникают».
К. Манхайм
«Если рассматривать историю человечества в плане материальном, технического прогресса, то, по-видимому, можно предположить, что люди должны были более или менее сознательно стараться улучшать условия своего материального существования, производить больше продуктов питания для того, чтобы обеспечивать себя и свои семьи, поддерживать государственную власть и т.д. Казалось бы, это бесспорно и вместе с тем мы видим, что в традиционных цивилизациях колоссальное количество силы и материальных средств расходовалось часто вовсе неразумно: не на производство и развитие техники, а, напротив, – с точки зрения технического прогресса – иррационально, деструктивно. На что в Египте больше всего тратилось силы и рабочих средств? На повышение урожайности? На постройку плотин? На строительство жилых домов? Нет! На постройку колоссальных усыпальниц для фараонов!
«… Не знаю, в какой мере Шартрский собор или Тадж-Махал свидетельствуют о техническом прогрессе, но эти знаменитые сооружения говорят нам о том, что люди распоряжаются материальными средствами далеко не так просто, как это представляется «экономическому материалисту», который полагает, что главная цель развития любого общества – создание так называемого материально-технического базиса».
А.Я. Гуревич
«Счастливы народы, у которых нет истории!»
Ф. Олар
«Если история нас чему-нибудь учит, так это тому, что все, пытавшиеся обустроить Россию, кончали тем, что она обустраивала их. Причем, как бы это сказать, далеко не по лучшим эскизам».
В. Пелевин
«При оценке исторического процесса можно опираться на еще не сформулированную и даже невыразимую практику».
П. Фейерабенд
«Общество, опирающееся на рациональность, не вполне свободно, оно вынуждено играть в игры интеллектуалов».
П. Фейерабенд