Фермопилы Константиноса Кавафиса

В современном искусстве не обязательно быть гениальным. В строгом смысле слова не обязательно быть талантливым. Обязательно - быть талантливым имагологом, в просторечии «пиарщиком». Именно умение подать себя, вынести, пусть даже собственное художественное тщедушие, на авансцену, является залогом успеха. В художественной культуре ХХ века таким умельцам несть числа, и называть их нет смысла, потому что они обросли традицией преклонения и ангажированной художественной критикой. Лучше сказать об авторах, которые почти незаметны на уровне антологий и хрестоматий, но, безусловно, духовно содержательны для тех, кто вчитывается и не торопится за журнально-газетными рецензиями о том, что надо прочитать, чтобы быть современным.

Мне интереснее писатели, которых полезно читать, чтобы современным не быть, по крайней мере, в смешном смысле этого слова.

Одним из таких художников является новогреческий поэт Константинос Кавафис, родившийся в Александрии в разорившейся аристократической семье, живший в Англии, Стамбуле, но умерший там же, где и родился. Через жизнь Кавафиса прошли балканские войны, и первая мировая война.

Кавафис интересен тем, что в своем творчестве он, как никто из современных поэтов, органично совместил традиционное мировоззрение и обостренную рефлексию современного человека, сделавшую опыт веков гораздо более четко очерченным. 

Создав своеобразный роман-эпопею в стихах о закате эллинской цивилизации, на самом деле он отразил мироощущение разрушавшейся старой Европы и одновременно коснулся темы подлинности человека в изменчивом протеистическом мире. Поиск себя, своей идентификации является ключевой темой для современного человека, и это является также и любимой темой Кавафиса. При этом главным, по его мнению, является внутреннее самостояние, достоинство человека,  а не внешние, социальные декоративные атрибуты. Великий потрясатель городов Деметрий Полиоркет в экзистенциальной ситуации продемонстрировал свою слабость:

Когда его отвергли  македонцы,

И оказали предпочтение Пирру,

Деметрий (сильный духом) не по-царски

Повел себя, как говорит молва.

Он золотые снял с себя одежды,

И сбросил башмаки пурпурные. Потом,

в простое платье быстро облачился

и удалился.  Поступил он как актер,

что роль свою сыграв,

когда спектакль окончен,

меняет облаченье и уходит.

И наоборот, благородный самозванец Деметрий Сотер, потерпевший поражение, выглядит подлинным царем, ибо иллюзорным оказался не он, а изменившийся вокруг него мир, который он пытался собрать и воскресить:

Увы, друзья из Рима были правы.

Нет сил, способных удержать династии,

походов македонских порожденье.

Что толку: он боролся до последнего,

он сделал все, что только было можно.

И в черной горечи своей теперь

одну лишь мысль он с гордостью лелеет,

что в поражении, его постигшем,

он мужества нисколько не утратил. 

Все прочее – тщета, мечты пустые. Сирия

на родину его почти что не похожа.

Царь, всю жизнь бывший актером, проигрывает самозванцу, по состоянию духа всегда бывшему царем.

Александрийский поэт, как никто другой, удостоверяет гибель традиции, и одновременно утверждает вневременность традиционалистской позиции, которая зависит не от контекста, а от способности человека сохранять верность долгу вне зависимости от конъюнктуры, проигрышности и подлости ситуации:

Честь вечная и память тем, кто в буднях жизни

воздвиг  и охраняет Фермопилы,

кто, долга никогда не забывая,

во всех своих поступках справедлив,

однако милосердию не чужд,

кто щедр в богатстве,

но и в бедности посильно щедр

и руку помощи всегда протянет,

кто, ненавидя ложь, лишь правду говорит,

но на солгавших зла в душе не держит.

Тем большая им честь, когда предвидят

(а многие предвидят), что в конце

появится коварный Эфиальт

и что мидяне все-таки прорвутся.

Некстати: Правда, относительно Кавафиса можно сказать, что он отпечатался в русской культуре второй половины ХХ века опосредованно, благодаря тому, что некоторые глубокие интонации его поэзии, его историософская «оптика» была творчески заимствована И. Бродским. И, на наш взгляд, именно это придало Бродскому «необщее  выражение лица». А еще Кавафис – один из любимых поэтов Э. Лимонова…

 

П. Уваров